Церковь стала усыпальницей для всей семьи князя Владимира. Около 1000 года он перенес сюда мощи своей бабки, святой княгини Ольги. Обретенные нетленными мощи торжественно, «с фимиамом и псалмопением», были положены в небольшой каменный гроб и внесены в храм{379}.[101] Мних Иаков в «Памяти и похвале князю Владимиру» рассказывал о чуде, которое могли лицезреть верующие киевляне:
«В гробе, в котором лежит блаженное и честное тело блаженной княгини Ольги… сделано оконце, и через него видно тело блаженной Ольги, лежащее в целости. И если кто с верой придет, отворится оконце, и можно видеть честное тело, лежащее в целости, и удивляться чуду такому: столько лет в гробе лежит тело, не разрушаясь… А другим, тем, кто без веры приходит к гробу, не отворяется оконце, и нельзя им увидеть то честное тело, но только один гроб. Так прославил Бог рабу свою Ольгу, княгиню Русскую…»{380}
Прежняя неприязнь, которую питал Владимир к своей бабке, ушла. Дело просвещения Руси, начатое Ольгой, совершил теперь он сам — таков был несомненный смысл торжественного действа. Вероятно, с того времени день памяти княгини Ольги, 11 июля, стал отмечаться, по крайней мере в самой Десятинной церкви.
В 1011 году в церкви была похоронена и супруга князя Владимира, «царица» Анна. Она также многое сделала для просвещения Русской земли. По свидетельству сирийского историка Яхъи Антиохийского, Анна построила «многие церкви» на своей новой родине. Имя княгини Анны сохранено и в тексте Церковного устава князя Владимира. Пройдет четыре года, и рядом с Анной найдет последнее пристанище сам князь Владимир. (Тверской летописец сообщает о захоронении в Десятинной церкви в 1007 году еще и умерших ранее в Полоцке сына Владимира Изяслава и внука Всеслава; но это, вероятно, недоразумение позднейшего книжника{381}.)
«Город Владимира». Фрагмент карты Киева X–XI вв. Реконструкция О.Д. Зорина, О.И. Кутового, В.А. Розенберга, С.Г. Сазонова, выполнена под руководством П.П. Толочко. Цифрами обозначены: 1 — Десятинная церковь; 2 — каменный (Ольгин?) дворец; 8 — Софийские ворота «города Владимира»; 10 — Подольские ворота.Судьба же самой Десятинной церкви оказалась трагически связана с судьбой Киева. Церковь просуществует два с половиной столетия. 6 декабря 1240 года, во время штурма Киева ордами монголо-татар, своды церкви обрушатся — то ли под тяжестью жителей, укрывшихся на них со всем своим скарбом, то ли под ударами стенобитных орудий. В течение последующих веков церковь будет представлять собой печальные, но в то же время величественные руины[102].
В августе 996 года Владимир поставил еще одну церковь — во имя Преображения Господня в Василеве, в память о своем спасении от печенегов. Этот деревянный храм, по-видимому, был обыденным, то есть поставлен всего за один день: по свидетельству летописи, спасшись от печенегов в день Преображения 6 августа, Владимир сразу же поставляет церковь и празднует в Василеве восемь дней, щедро одаривая и угощая народ, но уже 15 августа, на Успение Божией Матери, возвращается в Киев{382}. Возможно, позднее деревянную церковь сменила каменная. Во всяком случае, так полагал автор Никоновской летописи: по его словам, «Владимир поставил каменную церковь и украсил ее иконами и всякой утварью».
Известны и другие церкви, поставленные самим Крестителем Руси, — прежде всего в Киеве и других княжеских городах, а также в его загородных резиденциях. Такова, наверное, церковь Святого Василия в Вышгороде, возле которой впоследствии найдут пристанище убитые в кровопролитной смуте сыновья Владимира святые Борис и Глеб. Никоновская летопись называет еще церковь Преображения в Белгороде (996 год), а также каменные церкви Апостолов Петра и Павла в Киеве и Воздвижения Честного Креста в Переяславле (обе 1008 год){383}. Скорее всего именно Владимиром была поставлена церковь Святых Апостолов в Берестовом, известная тем, что в ней служил в 40-е годы XI века будущий киевский митрополит Иларион. Наконец, есть основания полагать, что Владимир поставил в Киеве и первую деревянную церковь Святой Софии: о ее гибели во время пожара 1017 года сообщает Титмар Мерзебургский.
(Легенда приписывает Владимиру личное участие в создании еще нескольких церквей — в Ростове, Владимирена-Клязьме и других городах. О степени достоверности таких преданий мы говорили в предыдущей главе книги.)
Однако число церквей, поставленных в годы княжения Владимира, было несравненно большим. Младший современник Владимира епископ Титмар Мерзебургский писал в своей «Хронике» о том, что только в одном Киеве к 1018 году насчитывалось более четырехсот (!) церквей{384}. И у нас нет оснований не доверять немецкому хронисту. Очевидно, что в это число вошли не только приходские, но и домашние церкви киевлян. А таковых становилось все больше: соратники и сотрудники Владимира, подражая князю, сооружали небольшие церковки на своих «дворах» и обеспечивали их всем необходимым. Но среди более чем четырехсот киевских церквей были, конечно, и приходские, и соборные — как, например, Десятинная церковь и, может быть, Софийская.
При Владимире появились и первые русские монастыри — вероятно, княжеские, находившиеся также на его полном обеспечении.
Церковь для верующего — вместилище Бога, незримо пребывающего в ней, «другое небо», явившееся на земле. Так смотрели на нее вчерашние язычники, какими были и сам Владимир, и подавляющее большинство его подданных. Именно в церкви перед ними представали лики Господа и Его святых (наиболее очевидная и воспринимаемая замена прежних языческих кумиров); именно в церкви они могли обратиться к Богу за помощью и поддержкой. Церковь напоминала о временной суетности человеческой жизни и о вечности, ожидавшей за нею, о посмертном воздаянии за грех и добродетель (чего совершенно не знало язычество). По способам воздействия на души людей христианская церковь, несомненно, опережала прежние языческие культы.
Однако долго еще в нашей истории церкви стояли по преимуществу пустыми. «Если плясуны, или гудцы, или иной кто из игрецов позовет на игрище или на какое сборище идольское, то все устремляются туда, радуясь… Когда же приглашают нас в церковь, то мы позевываем, и почесываемся, и потягиваемся, и так говорим: “Дождь”, или: “Холодно”, или по-другому как леностно… В церкви и крыша, и ветра нет — и не хотят придти на проповедь, ленятся», — сетовал некий русский книжник XII или XIII века. «А церкви пусты стоят; когда приходит время молитвы, мало молящихся оказывается в церкви», — восклицал другой ревнитель правой веры, автор Поучения «о казнях Божиих», включенного в «Повесть временных лет» под 1068 годом{385}.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
